В плену фиолетовых зеркал - Василий Ефимов

— Я очень рада, что у тебя всё получается.

— Давай пригласим всех своих знакомых и оттянемся на всю катушку в зале счастья?

Нотиль удивлённо посмотрела на Горнера.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно. Я закажу всем свободную фантазию на земле грёз.

— И тебе не жалко потратить на это половину своего состояния?

— Нет.

— Ты сумасшедший.

Оба связались посредством телепатии со всеми своими знакомыми. Вскоре в районе порталов из световых окон появилось около двухсот человек. Там были все знакомые: старые и новые; кто-то взял с собой друзей. Все собрались вместе и долго приветствовали друг друга. Потом толпа отправилась к вратам Зала Счастья.

После того как Горнер сказал девушкам в белом, что хочет угостить всех счастьем за свой счёт, он услышал в свой адрес множество комплементов.

Огромное световое полотно засияло, закрутилось вихрем. В него вошли все двести человек.

Они оказались в мире, где можно жить в мягких облаках, купаться в воздушных речках, летать к самому солнцу и греться в нём как в бане, и ещё много других замечательных вещей и возможностей, являвшихся атрибутами «земли грёз».

Время, напоминающее 15 век. Где-то в Европе.

Мелиса жила со своим мужем в маленькой хижине. Франс был пьяницей, жена любила его, несмотря на то, что он ей постоянно изменял с девицами из таверн. Она относилась к походам «налево» с пониманием, поскольку сама являлась женщиной лёгкого поведения.

У них родился сын (но точно не было известно действительно ли Франс отец ребёнка, хотя это и не имело значения). Младенец появился на этот свет больным и худеньким, казалось, что если перерезать пуповину он сразу умрёт, однако этого не случилось, и поэтому у Франса появился прекрасный повод напиться. Он зашёл за своим другом мясником и отправился с ним в таверну. Оба выпили столько, что чуть не умерли от отравления. Их вынесли из таверны и бросили неподалёку, где они провалялись двое суток. Очнувшись, друзья похмелились и отправились по домам.

Прошло шесть лет. Мальчик рос здоровым, таким же, как все его сверстники, несмотря на то, что родители за ним плохо следили и иногда забывали кормить. Он уже привык к тому, что если упадёт и ушибётся лучше не плакать, потому что мама или папа могут сделать куда больнее. Прошёл ещё год, который ничем не отличался от всех предыдущих. В маленьком доме всегда присутствовали какие-то посторонние люди, либо друзья или подруги, либо любовники или любовницы. Франс и Мелиса были довольно гостеприимны, и частенько разрешали останавливаться у себя всех, кто бы ни попросил. Так, один путник принёс с собой пастельных клопов, другой — вшей. Но всё равно жизнь не была так уж плоха. Мать не особо любила готовить и не изменяла привычки наплевательски относиться к своему ребёнку, поэтому мальчик частенько питался, чем попадется. Когда родители уходили, они запирали дом на замок, оставляя там сынишку одного порой на несколько дней. Однажды осенью, мальчик играл на улице, попал под дождь, промок, простудился и начал сильно болеть. На десятый день ребёнку стало очень плохо, его изрядно лихорадило. Родители подумали, что он умрёт, и уже готовы были хоронить, однако утром сынишка выздоровел. Франс и Мелиса обрадовались и наконец-то решили дать ребёнку имя. Они назвали его Тюфом в честь дворняжки. Спустя два года мальчик начал хромать совсем как та собака. Это произошло из-за того, что болезнь дала сильное осложнение: одно полушарие мозга перестало развиваться также как и половина тела. Иногда Франс раздраженно спрашивал: «Чего ж ты хромаешь!?»

Прошло ещё три года. Тюфу исполнилось двенадцать лет. Повзрослела и выросла только одна его половина, вторая — осталась от семилетнего мальчика. Во дворе дети прозвали его «хромой уродец». Они часто смеялись над ним, обзывались и не лишали себя удовольствия раз-другой запустить в него чем-нибудь, что попадётся под руку. Сам Тюф поначалу думал, что так и надо, ему казалось, что все дети когда-нибудь становятся хромыми и над ними начинают также издеваться, но что-то подсказывало ему, что это не так.

Единственное чему смогли научить родители своего ребёнка, так это подметать и убираться (когда скажут), и не надоедать им, во время падения настроения, потому что мама и папа могут сделать куда больнее, чем дети на улице. Теперь выполнять домашние обязанности стало тяжелее, потому что хромота усилилась, а правая рука почти перестала двигаться. Родителей это раздражало, но они сдерживали себя и сильно не били, потому что он и так того гляди умрёт. Раз в две недели Тюф ходил к другу отца — мяснику, который жил неподалёку через два дома. Мальчик брал у него мясные отходы, чтобы мама варила из них суп. Приходя в его лавку, Тюф нередко замечал висящий на стене набор ножей: острых, с большим лезвием. Всегда когда он шёл по улице, старался бежать, чтобы не встретиться с другими детьми. Но получалось только идти немного быстрее сильно хромая, из-за чего в очередной раз приходилось становиться жертвой. Однажды Тюф как обычно шёл по тропинке к дому мясника. Он споткнулся о натянутую верёвку. Из кустов выскочило трое ребят. Тюф поднял камень и кинул в одного из них, но промахнулся.

— Хромой уродец разозлился? Сделай что-нибудь, давай! — радовались дети.

Тюф взял палку, сделал шаг, замахнулся и упал. Над ним посмеялись, угостили пинками и ушли. Хромой уродец несколько минут лежал, корчась от боли. Если б он мог, то непременно с ними поквитался, но, к сожалению, единственное, что у него хорошо получалось так это хромать. Тюф наконец-то начал осознавать себя ничтожеством. Он никогда не видел, чтобы кто-нибудь двигался с таким трудом как он. Тюф также замечал, что есть много вещей, которые у него не получаются и никогда не получатся, вещей которые все вокруг делают с лёгкостью, например могут нормально говорить. С каждым годом список умений уменьшался. И сейчас, когда ему было двенадцать лет, он не мог смотреть на себя в зеркало. Того, кто там появлялся, он очень боялся, и последнее время стал люто ненавидеть.

Тюф поднялся и продолжил путь за обрезками мяса. Оказавшись в доме мясника, он снова увидел тот набор ножей, и в голове возникло желание. Сильней этого он ничего никогда не испытывал! Когда мясник отошёл, приказав немного подождать, Тюф снял со стены один из ножей (тот, что висел с краю) и положил его за пазуху.

По дороге домой ему повезло: в него кинули лишь два камня, да и то один пролетел мимо. Его грела, словно тёплыми лучами солнца, недавно пришедшая в голову мысль, от которой на душе становилось хорошо. Оказавшись дома, он отдал матери сумку с обрезками мяса, из которых она позже сварила паршивый суп. Нож он спрятал в углу, где хранились тряпки. Прошло два дня. Тюф проснулся и обнаружил, что дома никого нет, его снова заперли одного. Он достал спрятанное сокровище и подошел большому треснувшему предмету — самой ужасной вещи, что есть на свете, под названием зеркало. Вновь перед Тюфом предстало чудовище с кривой грязной мордой, одна половина которой казалась вдвое меньше другой, где маленький, заросший бельмом глаз, смотрел в другую сторону и почти ничего не видел. Это существо стояло, перекосившись на один бок, где висела маленькая скрюченная ручонка, которая почти не двигалась, а только изредка дёргалась. Тюф стоял, смотрел на чудовище, и ему было противно и страшно. В той руке, которая была нормальной, он держал большой нож для разделки мяса, хорошо наточенный, новый, с блестящим лезвием. Именно этот предмет вызывал ощущение радости.